Творчество Ивана Рябенко

Иван Павлович Рябенко (1939-2001), по признанию многих односельчан, лучший щученский поэт, «настоящий талант», его стихи знают все наизусть:

               Быть может, есть края и лучше,

               А мне привольно на Дону,

               Село мое назвали Щучье

               Седые деды в старину.

                                                               По нраву им пришлось раздолье,

                                                               Где Дон утюжит берега,

                                                               Поля широкие на взгорье

                                                               И медоносные луга.

Родился в Щучье 3 сентября 1939 года в крестьянской семье. Как и всем детям, родившимся в селе перед войной, пришлось пережить оккупацию, гибель близких, испытать холод и голод. В школьные годы проявился поэтический талант Ивана. Самое близкое учебное заведение, связанное с искусством, находилось в Боброве. После окончания культпросветучилища работал завклубом, ставил спектакли, виртуозно играл на баяне, преподавал в школе. Печатался в районной газете и в областном журнале «Подъем». Любил поэзию Есенина, знал наизусть многие его стихи, лучшим произведением считал поэму «Анна Снегина», даже придумал себе псевдоним «Иван Снегин».

Всю жизнь любивший одну женщину – почтальонку Нину, но так и не создавший с ней семьи и не имеющий собственных детей, дарил стихи на рождение ребенка своим родственникам и знакомым.

Работая в лесничестве, увидел на поляне неизвестно каким ветром туда занесенный подсолнух. Так родилось стихотворение «Эмигрант», в котором образ подсолнуха, растущего в лесу, соединился с образом человека, живущего на чужбине.

Ушли в народ эпиграммы «Есть в селенье коммунист, но он совестью не чист» и «Пилорамщик, старый хрыч, просит дать на могарыч», принесшие автору большие неприятности.

Каждую весну Иван Павлович выезжал в поле и работал на сеялке. Об этом стихотворение «Сеем жизнь».

                                       Мы сеем хлеб. На лицах наших

                                       Лежит прогретый чернозем.

                                       Посеем за героев павших,

                                       Чтоб счастье – солнцем в каждый дом.

                                       С заветом нам досталось поле:

                                       Его любить и защищать.

                                       И лучшей, верим, нету доли –

                                       Здесь жить и с честью умирать.

                                       Простите, русские солдаты,

                                       Что были малыми сыны,

                                       Что вам в далеком сорок пятом

                                       Не помогли добить войны.

                                       Теперь широки наши плечи.

                                       Такая сила в нас – держись!

                                       Да будет мир над миром вечен.

                                       Мы сеем хлеб. Мы сеем жизнь.

Стихотворение начинается простым повествовательным утвердительным предложением «Мы сеем хлеб». Второе предложение рисует картину весеннего сева, но не ту, что можно увидеть праздному зрителю издалека, мы видим рабочий процесс изнутри, глазами крестьянина: «На лицах наших лежит прогретый чернозем». Инверсия «на лицах наших лежит … чернозем» и эпитет «прогретый» придают образам сеятелей богатырство, величие, былинность.

Земля эта, в которую ложатся семена, была полем битвы «героев павших» за то,  «чтоб счастье – солнцем в каждый дом». Эллипсис сообщает строке динамичность, интонацию живой разговорной речи, живого чувства.

Глаголы «любить» и «защищать» во второй строфе поэт употребляет в качестве контекстуальных синонимов, заканчивая катрен антонимами «жить» - «умирать», но умирать «с честью».

Кульминацией произведения становится третье четверостишие, в котором лирический герой говорит от имени всего поколения рожденных в предвоенные и сороковые «роковые» годы:

                                            Простите, русские солдаты,

                                            Что были малыми сыны,

                                            Что вам в далеком сорок пятом

                                            Не помогли добить войны.

Риторическое обращение к русским солдатам перекликается с самым, на мой взгляд, проникновенным стихотворением А.Т.Твардовского «Я знаю, никакой моей вины…». В построении этого стиха автор применяет, как и Твардовский, анафору.

В последней строфе собирательный образ тружеников («широки наши плечи», «сила в нас») завершается восклицательным побудительным односоставным предложением «держись!», которое подчеркивает не угрозу, а удаль молодецкую, исходящую от сеятелей и защитников русского поля.

Лирический герой благословляет жизнь:

                                           Да будет мир над миром вечен.

В композиции произведения автор использует обрамление: первая и последняя строчки начинаются одинаково («Мы сеем хлеб»), но завершается стихотворении метафорой «мы сеем жизнь», и это является идейным центром всего произведения.

Не случайно в тексте нет ни одного личного местоимения «я» и ни одного глагола в форме первого лица единственного числа. Лирический герой воспринимает себя той «силы частицей», о которой писал Маяковский («мы сеем», «посеем», «нам», «наши», «наших»).

В этом небольшом стихотворении поэту удалось передать духовную составляющую жизни шестидесятых годов двадцатого века, то, что умели наши деды: годиться своим трудом, чувствовать рядом плечо товарища, любить Родину.